Когда эсэсовцы забирают мужа Хелен, виртуозного скрипача-цыгана, и их пятерых детей, немка решает отправиться с ними прямиком в лагерь смерти Аушвиц. Там Хелен каждый день придется выбирать: сдаваться или бороться, чтобы нести надежду тем, кто погибает. Делимся отрывком из книги Марио Эскобара «Колыбельная Аушвица».
Адское путешествие
Май 1943 года. Дорога в Аушвиц. На железнодорожной платформе — сотни человек. Темно-коричневый вагон для перевозки скота с широко открытыми дверями сначала сбил меня с толку, но я быстро поняла, что к чему. Продолжая держать малышку Адалию, другой рукой я схватила холодные, но потные ладошки близнецов. Двое старших детей цеплялись за чемоданы, которые Иоганн прижимал к себе изо всех сил. Солдаты стали толкать нас, люди забирались в вагоны, платформа постепенно пустела.
Внутри в нос ударила ужасная вонь, я едва сдержала позыв к рвоте. Обстановка была отвратительная. Нам удалось найти свободное местечко для детей на сене, от которого несло мочой и плесенью, а сами мы остались стоять. В вагон набилось человек сто. Поезд дернулся и начал понемногу набирать скорость. Резкий рывок едва не сбил нас с ног, но толкучка не дала упасть. Так началось наше поистине адское путешествие.
Никаких иллюзий
Все в поезде были цыганами, как и мой муж. Поначалу люди старались сохранять спокойствие. Но потом начались споры и даже стычки. Часа через четыре серьезной проблемой стала жажда. Еще через какое-то время дети начали плакать от голода, пожилые люди теряли сознание от усталости и неудобных поз, в которых мы все находились. А поезд все не останавливался.
Иоганн и еще несколько мужчин помогали поддерживать порядок и выделили один из углов под уборную, поставив там ведро и занавесив его свисающим с потолка одеялом. Мне удалось дать детям немного еды и несколько глотков молока. Немного утолив голод, они свернулись на сене и уснули. Света не было, но его и не требовалось, чтобы представить себе страх и печаль на лицах всех путешественников.
Условия, в которых нас перевозили, не оставляли никаких иллюзий относительно дальнейшей нашей жизни. Я больше не могла сдерживаться и, уткнувшись Иоганну в плечо, зарыдала. Но слезы не приносили облегчения. Чем сильнее я плакала, тем больше погружалась в отчаяние.
— Не плачь, милая. В лагере все обязательно наладится. В тридцать шестом году много цыган вывозили из-за Олимпиады, но через несколько месяцев разрешили вернуться домой. Цыган преследовали веками, но мы всегда выживали. Выживем и на этот раз.
Тон Иоганна успокаивал, и я позволила себе немного расслабиться. Очень хотелось верить, что пока я рядом с ним, со мной ничего плохого не случится.
Первые трупы
На следующее утро мы остановились на несколько часов на станции под названием Прушкув. Нас сводили с ума жажда и вонь от рвоты, мочи и фекалий. Дышать в вагоне было почти невозможно. Когда в единственное крошечное окошко вагона заглянул солдат СС, люди стали умолять его дать им воды и еды. Но он, направив в окно свой «люгер», закричал:
— Давайте все ценное, что у вас есть с собой!
Иоганн помог другим собрать наручные часы, кольца и другие украшения. В обмен солдат принес ведро воды. Каждому досталось лишь по глотку теплой, пахнущей тиной воды. К полудню второго дня у нескольких детей поднялась температура, а пожилые выглядели серьезно больными. Мы ехали полтора дня почти без еды, воды и сна.
Вторая ночь была хуже первой. У пожилого мужчины случился сердечный приступ, и он упал прямо рядом с нами. Мы ничем не могли ему помочь. Мужчины перенесли его в угол вагона, где уже лежало несколько трупов.
На подъезде к чистилищу
Третий день нашего путешествия выдался особенно холодным. Мы надели на себя все, что только можно, но стены вагона для перевозки скота не могли защитить людей от пронизывающего ветра. На очередной остановке тот же солдат, что и накануне, снова предложил нам немного воды в обмен на ценные вещи. На какое-то время мы уняли жажду, но затем она стала еще невыносимее. К тому моменту уже пять человек упали в обморок, а на руках у молодой матери скончался младенец.
Я вспоминала все счастливые дни и не могла осознать всю реальность происходящего. Единственным преступлением моих детей было то, что их отец — цыган. Они лежали рядом со мной неподвижно. У бедняжек не осталось сил. Иоганн держал Адалию на руках — вялую, с сухой от обезвоживания кожей. Единственное, что она хотела — спать, спать и спать. Снова наступила ночь, а поезд все стоял.
Я пробралась к деревянным стенам вагона и постаралась рассмотреть что-нибудь сквозь щели. Моему взору предстал огромный вокзал с высокой башней. Затем мы снова тронулись, и вдоль железной дороги потянулся длинный забор из колючей проволоки. Мощные прожекторы освещали территорию за ним. Это был лагерь — огромный и ужасный, но дающий надежду, что мы выберемся из этого адского вагона.
Из огня — в полымя
Когда поезд остановился, люди заволновались и начали готовится к выходу, но прошло четыре часа, а к нашему вагону так никто и не подошел. Измученные, все легли на пол и свернулись калачиком, стараясь держаться как можно дальше от трупов и пытаясь хотя бы немного поспать.
На рассвете нас разбудил лай собак и топот ног по гравию вдоль железной дороги. Дверь распахнулась, и в проеме мы увидели около пятидесяти солдат, офицера СС и переводчика, который дублировал приказы на нескольких языках. Мы поспешили выбраться из кошмарного вагона, не понимая, что попадаем из огня в полымя.
Чем закончится история отважной немецкой медсестры, которая пожертвовала всем ради семьи и яростно боролась за детей, которые стали узниками Аушвица? У книги «Колыбельная Аушвица» две концовки: художественная и реальная.
